Раману Махарши считают последним истинным духовным учителем нашего времени. Он родился в 1879 году и на шестнадцатом году жизни достиг просветления. Сразу же после этого события он, следуя внутреннему влечению, поселился на священной горе Арунахала. В ашраме, который был создан для него, он учил чистой форме Адвайта Веданты, или недуальности, достижимой посредством простейшей практики самовопрошания – вихары. Будучи отшельником, Рамана Махарши пребывал в том духовном Центре, откуда просвечивают и языки, и образы, и центральные концепты всех культур. Он учил простому пути, ведущему к просветлению, не основанному на какой-либо специфической культуре, но учение его коренится в том изначальном сознании "Я есмь", которое лежит в основе всех культур. Жизнь Раманы Махарши предельно проста, она делится на два периода: первые семнадцать лет до его отшельничества и переселения на гору Арунахала и последующие годы до смерти в 1951 году, связанные со святой горой Арунахала. Он вырос в семье, где религиозность была главным образом ритуалистической и где поколение индуистским богам и богиням было частью ежедневного существования. Рамана посещал местную школу в городе Диндуккал. Когда его отец, адвокат, скончался, Рамане было 12 лет, и он и его брат переселись в город Мадурай и начали посещать школу при американской миссии. Рамана мало выделялся среди сверстников, разве что интересом к спорту и еще одной чертой - способностью погружаться в необычайно глубокий сон. Друзья носили сонного Раману с места на место, тормошили его, однако им не удавалось ею разбудить. Проснувшись, он не знал ничего из того, что с ним происходило, пока он спал. Важная перемена произошла а Раманой в 16 лет перед окончанием школы, когда он под впечатлением смерти родственника прошел через тяжелый опыт страха перед смертью. Он решил преодолеть этот страх и испытать смерть. Раздевшись, он лег на полу своей комнаты и представил себя мертвым, закрыл глаза и погрузился в состояние, сходное с глубочайшим сном. При этом он внимательно наблюдал за собой, своим умиранием: и своей смертью. И тут он испытал просветление, полное безвременное изначальное сознание, которое лежит в основе существования, то абсолютное сознание, которое является истоком всего. Он понял, что смерть означает лишь разрушение тела. Он понял то, что впоследствии выразил в словах: "Я по-прежнему существую и сияю. Я есмь неразрушимое "Я". Вот так Рамана Махарши сам описывал впоследствии это событие: "Примерно за шесть недель до того; как я покинул Мадурай (город, где Рамана Махарши учился в школе американской миссии.– А.Р.), в моей жизни произошло серьезное событие. Оно произошло неожиданно. Я сидел один в комнате на первом этаже в доме моею дяди. Я редко болел, и в этот день я себя чувствовал нормально, но неожиданно мною овладел страх смерти. Мое здоровье не грозило мне ничем, и я не пробовал понять причину этого страха. Я почувствовал, что я умру, я начал думать, что мне делать. Я не подумал о том, что можно обратиться к доктору, к старшим или к друзьям. Я чувствовал, что должен сам справиться с этой ситуацией и сам найти ответ, сам найти решение этой ситуации, не откладывая. Страх смерти обратил мой ум в глубину меня самого. И я сказал, обращаясь к самому себе практически без слов: "Вот пришла смерть. Что это значит? Что значит умереть? Умирает тело. Но является ли мое тело мною? Оно безмолвно и инертно. Я же чувствую всю силу моей личности. А также голод "Я" во мне самом, которое отлично от "Я". Таким образом, я являюсь духом, который больше, чем тело. Тело умирает, но дух, который выше тела, не может быть тронут смертью. Это значит, что "Я" есть бессмертный дух". Это было не просто мыслью, это было открытием, которое хлынуло в меня, как живая истина, и которое я воспринял непосредственно, без размышления. "Я" было чем-то реальным, единственной реальной вещью в этом состоянии. И вся сознательная деятельность, связанная с моим телом, шла от этого "Я". С этого момента "Я" привлекло к себе мое внимание и стало объектом моих непрерывных размышлений, моего постоянного удивления. Страх смерти исчез раз и навсегда. "Я" поглотило все мое внимание, вся моя жизнь была теперь посвящена этому "Я". То, что произошло с Раманой, было не просто единичным трансом или единичным переживанием, всплески этого переживания продолжались и воспринимались Раманой в состоянии бодрствования, сна, сновидений. Он ощущал центр этого состояния в том, что позже назвал "правосторонним сердцем", т.е. мистическим сердцем, расположенным не слева, а в правой стороне груди. Однако Рамана не понимал до конца смысл происходящего. Он чувствовал состояние благодати, блаженства, которое начиналось в "правостороннем сердце" и охватывало все его существо. Он чувствовал целебную всепоглощающую силу этого тока, однако не пробовал интерпретировать его в религиозных понятиях. В месяцы, последовавшие за этим просветлением, Рамана начал посещать храмы бога Шивы. Здесь, перед образом Шивы, он медитировал, прося у Шивы покровительства. Иногда он просто сидел в тишине перед Шивой, испытывая обволакивающую благодать высшего сознания, которое Шива и он радиировали. Это состояние единства с Шивой постепенно становилось обычным для него. По мере развития и укрепления в нем сознания себя как предвечного "Я" его интерес к внешним, мирским событиям становился все слабее. Шри Садку Ом пишет о нем: "Для него жизнь, связанная с мирскими интересами, потеряла смысл, стала пустой и не реальной, как это бывает с тем, кто проснулся и для кого сон становится бесполезным, пустым и нереальным". К тому времени в нем оформилось стремление поселиться на горе Арунахала, которая была местом поселения святых и отшельников на протяжении многих веков и которая, как он потом осознал, всегда влекла к себе его сердце. Рамана испытывал ощущение острого жжения в теле, и только мысли о горе Арунахала облегчали эти ощущения. И действительно он покинул свой дом и стал отшельником - садху. Рамана Махарши отправился в Тируваннамалаи – город, расположенный у подножия горы Арунахала. Как только он достиг горы, жжение и неприятные ощущения покинули его. Он сбрил волосы с головы, снял с себя одежду, оставив только набедренную повязку. Таким образом, он поставил себя ниже неприкасаемых, которым было во что одеться. Какой-то период он жил в пещере на вершине торы неподалеку от храма Шивы, а потом поселился в городе Тируваннамалаи у подножия горы Арунахала. Духовный энтузиазм молодого Раманы был столь велик, а его ощущение предвечного "Я" было столь интенсивно, что для заботы о собственном теле просто не оставалось места. Он проводил долгие ночи без сна, без еды, в состоянии транса, и в этом состоянии внешний мир представал перед ним как пена или дым на краю его сознания - в нем не оставалось места для внимания к миру, окружающему его, и даже к самому себе. И не будь помощи и заботы со стороны монаха-отшельника, жившего в соседней пещере, который поначалу кормил и поил Раману Махарши, он вряд ли прошел бы этот период первоначальных жестких погружений. Однажды он был найден в пещере неподалеку от храма Шивы, где сидел уже долгое время в полной неподвижности, погруженный в самадхи, в ощущение предвечного "Я". Он был в таком глубоком трансе, что практически сросся со мхом, на котором сидел, а насекомые разъели его бедра. Когда нашедшие его оторвали от земли, они сняли коросту с его бедер и кровь хлынула потоком. Потрясенные люди увидели в Рамане воскресшего древнего мудреца, великого Риши, который в состоянии транса не видит и не чувствует, что происходит с его телом. Эта безжалостность к себе, эта степень презрения и невнимания к телу напомнила им тех святых, в теле которых муравьи прорывали ходы и поселялись в них, а птицы вили в их бородах гнезда. Первые поклонники Раманы представляли его себе богом, живущим среди них. Они заботились о нем, пробовали кормить в течение долгих дней и недель его транса. Мало-помалу слава об этом святом распространилась по окрестностям, и к нему началось паломничество. Люди поражались, как много он может сказать, не говоря ни слова. Он молчал большую часть времени. Никогда не пробовал проповедовать. Тем более не пытался писать или диктовать какие-либо поучения человечеству. Только время от времени он отвечал на вопросы, иногда в стихах. Монахи, отшельники, духовные практики, жившие на горе Арунахала и в окрестностях ее, предполагали, что Рамана Махарши наложил на себя духовную епитимью молчания и потому воздерживался от речи. Однако он воздерживался от еды, от питья, от сна и от речи не по какой-либо искусственной причине, а потому, что не испытывал в них нужды, будучи погружен в состояние совершенного глубочайшего единства с предвечным Сознанием. Интерес к вербальному выражению своего опыта, а также к людям и объектам пробудился в нем так же естественно и спонтанно, как и все, что происходило с ним до и после. Однажды в пещере, где он жил, несколько отшельников начали рассуждать о трудном месте в Упанишадах. Рамана неожиданно приблизился к ним и объяснил глубокий смысл этого места. После этого случая к Рамане стали обращаться за разъяснениями вопросов практического и теологического характера как отшельники, так и жители близлежащих сел. Рамана Махарши радостно отвечал на вопросы и начал рассказывать о своем собственном мистическом опыте. Завершилась стадия, в течение которой он не делал различий между собой и другими, между живыми и неживыми, когда он был погружен в чистое Самосознание. Теперь опыт его расширился и включил людей, мысли и объекты. Находясь непрерывно в глубинах Самосознания, Рамана Махарши стал одновременно доступен и открыт людям, которые нуждались в нем. Постепенно вокруг него возник маленький ашрам, и люди, которые приходили к нему, становились объектом его неустанных забот и духовного попечения. Те, кто хотел видеть его, говорить с ним, находиться в его обществе, совершали довольно длительное и трудное восхождение на гору. И когда друзья попросили Раману поселиться в доме, построенном для него у подножия горы, он согласился на это из сострадания и симпатии к тем, кто хотел его видеть. Его спуск к подножию горы означал фактически углубление его духовного опыта и явился следствием другой цепи причин в его жизни. Среди первых людей, которые нашли его, была его мать, которая, услышав о необычайном мудреце, о новом молодом отшельнике, помогавшем людям, пришла к нему для того, чтобы узнать у него о судьбе своего пропавшего сына. Узнав сына, она стала его первой последовательницей и жила рядом с ним, пока не скончалась у него на руках. Он проводил ее в последний путь, держа свою руку на ее голове и на ее правостороннем сердце, помогая ей в трудной трансформации, называемой смертью. Он помог ей пройти через темные сферы, очищая для нее: путь и отводя препятствия, которые были на ее пути к совершенному Сознанию. С его помощью она достигла реализации в высшем Сознании. Она была погребена у подножия горы, будучи причисленной к святым. Рамана, живший в то время на склоне Арунахалы, каждый день спускался к подножию горы, навещая ее могилу. При одном из посещений он остался у этой могилы, у подножия горы, и поселился здесь, чувствуя привязанность к этому месту. Для него мать была уже не просто его человеческой матерью, а Божественной матерью. Гора Арунахала была непросто горой, она была воплощением Шивы, Божественной Трансцендентности, а могила матери стала воплощением Шакти, Божественной Имманентности, которая воспринимается в индуистской традиции как женская ипостась. Бог Шива или гора Арунахала, изначально влекли Раману к себе. Теперь в центре Арунахалы находилась воплощенная Шакти, или Божественная Женственность, которая открылась ему через посредство его человеческой матери, а через него открылась человечеству. И Рамана Махарши благодаря этому соединению мужского и женского в горе Арунахала и в могиле матери, благодаря их слиянию стал доступен людям, которые стали стекаться к месту его нового жительства, к подножию горы. Все эти элементы биографии, естественность чередования периодов и трансформаций, происходивших в нем: первоначальная слепота относительно своей миссии в юности, духовное пробуждение и просветление в результате опыта встречи со смертью, стремление к Шиве (сначала через опыт посещения храмов: Шивы и медитации в этих храмах, а затем благодаря влечению к горе Арунахала), открытие Божественного Женского принципа в матери, не знавшей, что юный отшельник на горе Арунахала, заслуживший любовь и поклонение многих, является ее сыном, смерть матери на руках Раманы Махарши, духовная помощь, которую он оказал ей при смерти, ее погребение рядом со святыми и, наконец, спуск Раманы к подножию горы, к последнему своему земному пристанищу - все эти стадии внешнего и внутреннего опыта Раманы носят характер архетипического описания жизни святого, в них либо стерт элемент индивидуального, либо индивидуальное доведено до уровня архетипического, агиографического, до жития. Именно так была увидена жизнь Раманы Махарши теми, кто, осмысливал ее, не огрубляя и не упрощая, а, напротив, высветляя ее, подчеркивая существенное и отметая второстепенное, делая эту фигуру иконописной и духовно значимой. Такими духовно значимыми являются не только жизни Будды и Христа, но и жизнь аль-Халладжа и св. Франциска, Баал Шем Това и Г.И.Гурджиева. Опыт канонизации Раманы Махарши особенно интересен нам потому, что он - наш современник. Можно представить себе Раману Махарши жившим сто, тысячу, пять тысяч лет тому назад. Можно архетипическим, вечным заслонить его историческое, конкретное существование. Но можно и наоборот - через сходный, родственный опыт Раманы Махарши и тех, кто был с ним связан, увидеть вечное, архетипичное. Так или иначе это наш современник, живший в Индии в первой половине нынешнего века, учившийся в школе американской миссии, живший среди треволнений нашего времени. В 1907 году, на одиннадцатом году жизни Раманы Махарши на горе Арунахала, его посетил санскритский поэт Кавья Канта Ганапати Састри. Этот поэт и певец, известный исполнением мантр, т.е. инкантациями священных слов и священных писаний, пришел к Рамане Махарши для того, чтобы выяснить в разговоре с ним природу наложенной им на себя религиозной аскезы. Он сказал Рамане Махарши: "Я изучил все "Веды", я исполнял мантры, я прошел через посты и аскезу. И все-таки я до сих пор не понимаю, что означает аскеза. Объясни мне, пожалуйста". Рамана Махарши ответил:" Если смотреть туда, где начинается "Я", там исчезает разум. Это и есть аскеза". Ганапати Састри спросил его снова: "Можно ли достичь того же состояния через мантры, т.е. через повторную медитацию или инкантацию?" Рамана Махарши ответил: "Когда мантра или священное слово произносятся, если смотреть туда, где начинается звук, там исчезает, растворяется разум. Это и есть аскеза". Шри Кавья Канта Ганапати Састра сказал о Рамане Махарши: "Это не обычная душа. Он совершенный в знании гуру. Поскольку он пребывает в своей естественной Самости, он истинно есть Бхагаван Махарши". И он посвятил ему стихи как Бхагавану Шри Рамане Махарши. С этого времени Рамана Махарши стал известен как Бхагаван Шри Рамана Махарши. Хотя Рамана Махарши был духовным руководителем сотен, а может быть, и тысяч людей, которые навещали его в его ашраме у подножия горы Арунахала, Рамана никого из них не признавал своим учеником. Многие считали себя учениками Раманы или хотели бы быть его учениками. И все посещавшие его с большой пользой для себя получали от него указания и советы, связанные с их духовными затруднениями. Но Рамана ясно заявил, что у него нет учеников. Он неустанно повторял, что только предвечное Сознание является истинным учителем. "Гуру,– говорил он,– это то предвечное Сознание, которое расположено в сердце человека, в правой части груди. И этот гуру, это предвечное Сознание может быть достигнуто только лишь через первичное ощущение "Я есмь". Если наше внимание целиком поглощается потоком предвечного Сознания, этого сознания "Я есмь", то все индивидуализированные телесные ощущения и всякое индивидуальное сознание растворяется в нем и не остается никакой локальной фиксации этого ощущения. Когда это предвечное Сознание поглощает человека целиком, то о нем нельзя сказать, что оно расположено в правой части груди, а следует сказать, что оно нигде и везде, то есть, оно непространственно. И тем не менее Рамана Махарши часто замечал, что когда люди говорят о себе, когда они употребляют слова "я", "мое", "мне", то они пальцем правой руки указывают место их духовного сердца в правой части груди. И даже левша, когда говорит "я", замечал Рамана Махарши, показывает на правую сторону груди и тычет пальцем в "правое сердце". Он рассказывал, что однажды он с друзьями шел по тропинке на отроге горы Арунахала и вдруг испытал неожиданное острое ощущение, будто свет перешел из левой в правую часть его груди. Он упал без сознания, недвижимый, и дыхание его прекратилось. Он весь посинел. Несколько минут не было никаких признаков жизни, не было дыхания. Он не мог ни говорить, ни слышать. Друзья в ужасе подумали, что он умер. Однако он был в полном сознании и чувствовал, что его сознание радиирует из правой стороны его груди. Через некоторое время он почувствовал, как поток энергии или света переместился с правой стороны в левую сторону груди. Его физическое сердце снова начало биться, и Рамана пришел в себя и ожил. Настаивая на том, что он не гуру и у него нет учеников, Рамана Махарши дал многим духовное посвящение, и характер этого посвящения был таков, что человек обращался не к Рамане, а к своему собственному духовному центру. Человек начинал слышать свое правостороннее сердце, из которого радиировал свет высшей ясности. Рамана обладал способностью давать духовное посвящение способствовать трансформации в человеке через прикосновение или взгляд. Иной раз, сидя с друзьями, он поворачивался к человеку и взглядом передавал ему посвящение. Сила этого взгляда была столь мощной, что человек, испытавший его на себе, действительно находил в своем собственном "Я есмь" гуру. Рамана умел давать посвящение также и в снах. Многие видели Раману приходящим к ним в сновидениях, глядящим им прямо в глаза. И снова речь шла не о Рамане Махарши, не о превращении его самого в идола, в объект поклонения. Рамана служил ключом, открывающим в человеке его собственные глубочайшие ресурсы, ведущие его к самореализации. Рамана Махарши рассматривал сон и бодрствование как два вида сна. Он называл сон первым сном, а бодрствование - вторым сном. И он являлся людям, ищущим у него помощи, и в сновидениях, и в состоянии бодрствования, обладая техникой отделения себя от своего образа и умея общаться с теми, кто находился на расстоянии в десятки и сотни миль от него. Как правило, Рамана Махарши скромно затенял свои духовные способности, ибо его задачей было вернуть человека к его собственному "Я есмь". Сострадание было одной из основных движущих сил, определяющих его деятельность, его проявления, его жизнь. Оно не было сентиментальным, а органично расширяло его собственную жизнь до включения в ее круг и других жизней. Результатом было универсальное Сознание, проявляющее себя во всем множестве явленного. Рамана Махарши ставит под сомнение убеждение, что человек должен жить своею жизнью и должен предоставить Богу заботиться о других людях, о бесконечном множестве манифестаций. Это самоограничение человека есть просто ею замыкание в собственном эго. Один случай очень характерен для Раманы Махарши. Когда его ашрам у подножия торы Арунахала разросся и мною людей приходило в дом, где он жил, Рамана однажды заметил, что только те, кто постоянно приходит к нему, кто считает себя его учеником и другом, получают кофе в определенные часы, а случайных посетителей и тех, кто сидит в дальних уголках, кофе не угощают. Заметив это, Рамана Махарши отказывается от кофе и до конца своей жизни никогда уже его не пьет. Такого рода ненавязчивое проявление благородства, достоинства, внутренней красоты очень для него характерно. Учение Раманы Махарши коренится в понятии "self". Английское слово "self" переводится как "сам" или "самость". Однако речь здесь идет скорее о том, что мы назвали бы душой или "Я". Реализация "Я" - вот цель каждого существа. Реализация "Я" - это самоуглубление, проникновение в глубину самого себя, в субстрат, в основание, в фундамент всею, что мы думаем. делаем, переживаем, видим, испытываем, в то, что лежит в основе нашей жизни, нашего опыта. Это самоуглубление, субъективизация, по учению Раманы Махарши, является самым коротким путем, мостом, соединяющим субъективное, сокровенное, внутреннее человека с субъективным, сокровенным, внутренним Бога. В глубине "Я" человек теряет ощущение дискретности, обособленности – и своей собственной, и окружающих объектов, и людей - и погружается в нечто глубокое, общее всему существующему - в "Я", или "self", или Атман. И только находясь на этой глубине, человек может жить так, как живет Рамана Махарши, благожелательно, терпеливо, сострадательно относясь ко всему единичному, ко всему, что является пеной на поверхности Предельной глубины Субъективности, в которой Рамана Махарши пребывал всю свою жизнь, начиная с момента просветления или раскрытия этого "Я". Рамана Махарши не проповедовал какую-либо религию или свою собственную религию. Ему была чужда мысль о преимуществах или исключительности одной религии по сравнению с другой. Он говорил: "С верой и любовью следуй той религии, в какую ты веришь, и обратись внутрь себя. Не стремись наружу. Не стремись к внешним вещам, критикуя и споря с другими религиями в пользу своей собственной". Он был в каком-то смысле типичным древним мудрецом и спокойно учил, как быть счастливым. Он считал, что стремление к счастью - это благородное стремление. Однако он пробовал объяснить своим друзьям и последователям, что мы ошибочно обращаемся к внешним объектам и людям в ожидании, что они принесут нам счастье, удовлетворение. Мы обращаемся к тем, кого мы любим, мы стремимся к обретению, денег, влияния. В то время как на самом деле счастье и удовлетворение находятся внутри нас. Эти мысли мы могли бы услышать от Сенеки и Марка Аврелия, и не только от стоиков, но и от эпикурейцев, которые учили находить счастье в самих себе, а не во внешних объектах. И сегодня так же трудно жить в соответствии с ними, как во времена Сенеки и Эпикура. Учение Рамана Махарши не содержит элементов традиционной религиозности, которые считаются необходимыми для любой духовной доктрины. В частности, он почти не говорит о Боге или об Абсолюте вне человека. Напротив, он постоянно подчеркивает, что просветление идет изнутри и что оно вырастает или раскрывается на почве нашего "я". Рамана Махарши обращает внимание на то, что слово "я" произносится людьми чаще любого другого слова. Каждый день мы произносим это слово многократно: "я хочу", "я иду", "я читаю", "я люблю" и так далее. И вот это "я" из ограничивающего, замыкающего нас в себе, отделяющего от других людей и предметов, согласно Рамана Махарши, может стать дверью в царство предвечного Сознания. Нужно только лишь отказаться от привязок ("я есть то" или "я есть это") и сконцентрировать внимание на некой первичной интуиции "Я есмь", которая предшествует всем другим утверждениям, таким как "я - человек", "я – учитель", "я - поэт" и так далее. Первичная интуиция "Я есмь" является центральным моментом в учении Раманы Махарши. Метод, который позволяет человеку прийти к этому опыту, к этому ощущению, к этому предельному Сознанию, называется "вихара". Вихара означает вопрошание и состоит из простого вопроса "кто Я?". Цель вопроса - не ограничить индивидуальное "я", а проследить, спускаясь к корням, туда, где это индивидуальное "я" превращается в универсальное "Я есмь". В целом вихара может быть представлена в виде вопроса: "Кто есть думающий, воспринимающий или испытывающий то, что я сейчас испытываю, воспринимаю, думаю?". Попробуем разделить мот вопрос на несколько вопросов. Вихара, или вопрошание Раманы Махарши может принимать такую форму: "Кто это думает то, что я сейчас думаю?" или "Кто это испытывает то, что я сейчас испытываю?", или "Кто это поступает так, как я сейчас поступаю?", то есть каждый раз мысль человека, его восприятие, его впечатление, его действия, его состояние - связывается с вопросом: "Кто на самом деле имеет эти мысли, получает эти впечатления, испытывает эти состояния или совершает те или иные действия? Кто этот "Я", это "self"? Вихара не предполагает никакой иной формы и никакого иного интеллектуального или эмоционального содержания. Это чистое вопрошание, и больше ничего. Например, Раману Махарши спросили, должен ли человек, стремящийся к просветлению, медитировать по поводу ведантийского утверждения: "я есмь Тот", с тем чтобы стимулировать ощущения единства субъективного и объективного, Атмана и Брахмана. Рамана на это отвечал: "Выясните сначала, кто есть человек, который собирается медитировать на тему "я есмь Тот". Есть два пути, ведущие к просветлению. Один путь - через служение Богу. А другой - через самоуглубление, самоиспытание, самовопрошание "кто Я?". Преданность, покорность Богу означают отказ от "эго", от нашего малого "я" в пользу того истинного "Я", которое и является Божественным, или Предвечным Сознанием. И поэтому оба пути - через "Я" и через Бога - ведут к одной цели и фактически неотличимы. Рамана Махарши учил достижению самореализации, реализации высшего, истинного "Я" через вихару или через вопрошание: "кто я?". При этом Рамана Махарши не отрицал других путей. Естественно, он не отрицал религий, не отбрасывал йогу. Он только утверждал, что и религии, и йога пробуют исправить те грехи, которые порождены нашей судьбой, нашей жизнью, нашим сознанием, в то время как на самом деле все эти наслоения рассеиваются, когда человек обращается к истоку всех истоков. Он говорит о том, что можно пилить ветку за веткой большого дерева, а можно, срубив дерево у корня, решить сразу все проблемы. Медитация на каком-либо объекте только отвлекает человека от истоков, от духовной основы, которая заложена в нем самом. Единственный действительный путь, ведущий к освобождению и просветлению,– это обращение к истоку. Он не поощрял формальных молитв или медитации. Напротив, чем бы человек ни занимался, он должен - по учению Махарши - постоянно задавать себе вопрос о субъективном начале в основе этого занятия. Если человек произносит мантры или молится или медитирует, ему следует постоянно обращаться к той точке, где его медитация, его мантра, его молитва соприкасаются с тем субъективным началом, с тем "Я", откуда проистекает это действие. Человек должен спрашивать: "кто молится?", "кто медитирует?", "кто читает мантры?". Практика вихары, практика вопрошания "кто Я?" позволяет человеку проникать в ту область существования, где естественно растворяется, рассыпается все индивидуальное и где возникает некое гравитационное поле этого предвечного Сознания, которое интенсифицируется за счет вопрошания "кто Я?" и, в свою очередь, усиливает эту вихару, это вопрошание. Рамана Махарши говорил: "Поиск этого "Я"... это прямой метод, ибо в тот миг, когда вы действительно захвачены этим поиском, когда вы действительно входите в этот поиск все глубже и глубже, подлинное "Я" ждет вас и уже готово принять вас. И тогда то, что должно совершиться, совершается не вами, а помимо вас. Как индивидуум вы к этому не имеете никакого отношения". То есть, когда человек практикует вихару и когда он погружается глубоко в самого себя, он встречается там с определенной реальностью, которая уже сама продолжает и завершает процесс освобождения человека, и индивидуальное "я", наше маленькое "я", которое было индикатором этой вихары, уступает место работе того большого "Я", предвечного, или Божественного Сознания, которое изнутри соприкасается с индивидуальным, частным сознанием и завершает процесс, начатый индивидуумом. Испытав состояние освобождения, просветления, когда все индивидуальное воспринимается нами как предвечное универсальное Сознание, если нас все еще привлекает традиционная форма почитания Христа или Кришны или другого Божества, то это наша кармическая привязанность, и тогда наша индивидуальная жизнь, наш частный опыт окрашены, высветлены изнутри этим предвечным Сознанием, и индивидуальное поднимается до архетипического, до универсального. Сам Рамана Махарши ясно ощущал свою индивидуальную судьбу: не случайно ею влечение на гору Арунахала, которая затем предстала перед ним в виде бога Шивы, или трансцендентной мудрости. Точно так же Рамакришна был кармически связан с Божественной матерью Хали, а Франциск Ассизский – с Христом. Этот индивидуальный опыт, согласно Рамане Махарши, не исчезает в момент просветления, а наоборот, различные формы, различные языки духовной жизни продолжают реализовывать себя, не вступая, однако, в конфликт с жизнью вихары, ибо самоуглубление, происходящее в процессе вопрошания, ведет нас к знанию или к переживанию, у которого нет формы, нет места и которое абсолютно безмолвно. Вслед за Августином, который когда-то сказал: "Полюби Бога и делай что хочешь", Рамана Махарши замечает: "Жизненные правила: часы пробуждения, мантры, соблюдение ритуалов и т.д.– это все для людей, которые не причастны к вихаре. Но те, кто практикует вихару, для них правила и дисциплина не нужны". Он утверждал, что, практикуя вихару, человек достигает такого состояния, когда вихара больше не единичный акт и не акт сознания, а некое постоянное самосознание, или постоянньй поток сознания, который естественно работает в человеке и постоянно, как стрелка магнита, направляет его к истоку. Чтобы такой человек ни делал: читает ли, ест ли, гуляет ли,– каждое действие побуждает его задавать вопрос: кто читает? Кто это гуляет? Кто это поет? И таким образом вихара оказывается силой, которая разбивает преграду между нашей повседневной жизнью, нашими действиями, ощущениями и - предвечным Сознанием. "Кто Я?" - это не мантра, не молитва, не логический вопрос, на который можно получить ответ. Это состояние сознания, которое не выражается ни в какой форме. О нем можно сказать только лишь, что оно есть. Раману Махарши спрашивали, каков ответ на вопрос "кто Я?", на что Рамана Махарши отвечал: "Перестаньте спрашивать". Вопрос "кто Я?" сам является ответом. Еще точнее, вопрос и ответ сливаются в вихаре. Вихара отличается от молитвы, от йогической практики, от медитации, как бытие отличается от делания. Вихара - это значит "быть", а молиться, медитировать и заниматься йогическими упражнениями – это "делать". Индивидуальные действия создают определенные мелодические линии на фоне предвечного Сознания, первичного ощущения существования. Слушая музыку, мы слышим либо мелодию, либо фоновый аккомпанемент. Фон, или музыка на заднем плане, создают пространство, в котором звучит мелодия или тема музыкального произведения. Обычно наше внимание целиком поглощено мелодией, музыкальной темой, а фон оказывается на периферии внимания, а то и вообще за пределами его. Первичное Сознание Рамана Махарши сравнивал с фоном, в то время как наше "эго", наше индивидуальное объектное сознание сравнивается им с мелодией. Фон не зачеркивает мелодию. Музыкальный фон существует для тех, кто может и хочет к нему прислушаться, и на него накладываются, из него вырастают мелодические и тематические элементы. Фон гармонизирует мелодию, и в нем живут ее элементы. Просветление или освобождение,– это обретение фона, который обычно оказывается вне поля внимания человека, увлеченного причудливой игрой объективного мира. Рамана Махарши часто отождествлял понятие ума с понятием "эго" и говорил о том, что ум человеческий должен раствориться в предвечном Сознании. Он сравнивал ум человеческий с луной, которая исчезает на дневном небе при ярком свете солнца, приравнивая наше предвечное Сознание к свету солнца. Мудрец же отдает себе отчет в том, что луна может быть на небе в дневное время, и он пользуется умом в определенном конвенциональном смысле для того, чтобы рассуждать об обычных земных конвенциональных объектах, не забывая при этом, что луна несет к нам лишь отраженный свет и что ум несет в себе отраженный свет предвечного Сознания. С "эго" трудно бороться. Оно принимает различные формы и появляется там, где ем не ждешь, и постоянно возвращается и заявляет о своих правах. Рамана Махарши сравнивал человеческое "эго" с вором, который оделся в форму полицейского для того, чтобы появиться там, где ему нужно. Вместо того, чтобы вступать в борьбу с мирским "эго", вооружая против нею мощное духовное "Я", Рамана Махарши советовал преодолевать "эго", игнорируя его. Когда его не замечают, когда его ставят на место, "эго" само являет свою пустоту и свою вторичность и предстает перед нами в своей подлинной природе отраженного света. Свет луны - это всею лишь отраженный свет солнца, и поэтому, строго говоря, нет никакого света луны. Рамана говорит: "Вместо того, чтобы говорить: есть ум, есть "эго" или "я хочу убить их", "я хочу их уничтожить", вам следует исследовать природу ума и "эго" и понять, что они попросту не существуют... Когда ум настойчиво исследует свою собственную природу, то он убеждается, что нет такой вещи, как ум. Это прямой путь для каждого... Факт состоит в том, что ум - это всего горстка мыслей... Обратись к истоку его и держись истока. И тогда ум отпадет сам собой, тогда ум растает, растворится сам по себе". Эго обращение к истокам, к "Я есмь" постепенно рассеивает мираж и позволяет человеку, который обрел просветление, воспринимать бесконечный поток предвечного Сознания. Освобождение достигается методом подсекания корней. нашего "эго". "Эго" очень крепко, цепко пустило в нас корни. И если мы срубаем это "эго", то мы открываем дорогу предвечной реальности, предвечному Сознанию. Если мы говорим: "я - это мое тело", "я - это мои мысли", "я - это мои чувства", то для того, чтобы это утверждать, мы должны опираться на это "я", воспринимать его как нечто стабильное. Но когда мы подрубаем ствол, когда мы разрушаем основу, лишаем устойчивости наше "эго", тогда весь наш опыт преобразуется, Вихара Раманы Махарши отличается как от психоанализа, так и от медитативных технологий, которыми пользуются различные традиции. Она не зависит от воображения. Она не связана с вербальным планом, эмоциональной или интеллектуальной основами. Она непосредственно ведет человека к предвечному Сознанию, к осознанию первичного "Я есмь". Но вихара только кажется легким путем, ведущим к духовному пробуждению. На самом деле, поскольку она не опирается ни на интеллектуальные, ни на эмоциональные структуры, она исключительно трудна. Постоянная вихара требует постоянного внимания. Она подобна бодрствованию в течение долгого времени, и сопротивление ей со стороны "эго" подобно сну, который заливает нас своими волнами, пробуя оторвать от истока Сознания различными объектами, структурами, приемами. Рамана Махарши рассматривал вихару как путь, ведущий к пробуждению, к осознанию человеком предвечного Сознания, которое становится нашим ежедневным опытом. Рамана Махарши утверждал, что мы всегда стоим перед предвечным Сознанием и никогда не теряли этого Сознания, к которому стремимся. Каждый мыслящий ум есть не что иное, как предвечное Сознание и основа Бытия. Пока мы не осознаем этого, мы должны продолжать духовную практику и ждать. Но когда мы осознаем, что предельная Цель достигнута и что мы всегда были в самом центре предвечного Сознания, - это, согласно Рамане Махарши, станет началом самореализации "Я", или предвечного Сознания. Он сравнивал возвращение человека к ясности и чистоте этого Сознания с игрой в шахматы, когда жертвуют всеми фигурами, чтобы открыть, наконец, путь к заключительной комбинации. Мы играем в шахматы с предвечным Сознанием и только пожертвовав всеми фигурами, открываем себя для нашего противника. Эта игра приводит к тому, что не остается ни мысли, ни объекта восприятия. Рамана говорил: "Медитация помогает нам избавиться от иллюзии, что "Я" или "Атман" есть нечто, что мы можем воспринимать, видеть. Но нечего видеть. Есть только нечто, чем мы можем стать . Рамана часто спрашивал: "Каким образом вы воспринимаете сами себя? Нужно ли вам зеркало, чтобы увидеть самих себя?". Он утверждал, что для того, чтобы получить представление об универсальном Сознании, не нужно даже вихары, не нужно вопрошания "кто Я?". Надо только закрыть глаза, и по мере того, как внешние ощущения успокаиваются, утихают, остается некий сенсорный фон, который мы воспринимаем. На несколько моментов мы можем даже задержать поток мыслей, оставить лишь простое сознание м ощущение нашего бытия. Для него не нужно ни зеркала, ни концепта. Это первичное ощущение самих себя и есть "Я есмь". Это предвечное Сознание. Это цель и итог духовного стремления. И все виды духовной практики очищают нас и готовят к восприятию этого простого Присутствия. Не нужно даже закрывать глаза и отключаться от наших ощущений. То же самое можно испытать с открытыми глазами. Можно испытывать это радиирующее Бытие, которое излучает сознание "Я есмь" и постепенно включается и в наше восприятие. Последнее, что остается сделать, это обратиться к Истоку. Все исчезает: высокое и низкое, абсолютное и относительное – остается только Сознание. Рамана Махарши говорит: "Сознание - это "Я", которое открыто всем. Никто из нас никогда не отрезан от "Я". И в этом смысле каждый из нас является реализованным "Я". Но люди не знают этого и стремятся к реализации этою "Я". Сознательно стремясь к пробуждению как к нашей цели, мы, как это ни странно звучит, отделяем себя от пробуждения. В нашем стремлении к предвечному Сознанию мы неизбежно отделяем это Сознание от себя и проецируем его вперед перед собой, как цель. Мы отделяем наше Сознание от самих себя, в то время как оно уже здесь. Оно поддерживает, пронизывает обычные функции нашего ума, наших чувств. Даже когда происходит пробуждение человека, он все еще продолжает этот долгий путь по многочисленным тропам перед тем, как он возвратится домой, к предвечному ощущению Себя. Этот процесс духовной эволюции часто сравнивают с комнатой зеркал. Знание, через которое мы проходим,– это отражения в зеркалах, которые вовсе не помогают нам найти кратчайший путь. Мы исследуем различные пути, различные переходы, коридоры, зеркальные стены, которые кажутся открытыми. Рамана Махарши говорит: "Реализация "Я" состоит в освобождении от ложной идеи, что "Я" нереализовано. Когда мы освобождаемся от этого ложного убеждения, мы обнаруживаем, что наше сознание есть то удовлетворение, которое люди бесконечно искали на протяжении человеческой истории и на протяжении своей жизни. Наше обычное сознание безусловно является предвечным Сознанием". Для достижения этого сознания не нужны никакие изменения. Не нужно превращаться во что-то другое для того, чтобы понять, что цель жизни уже достигнута еще перед тем, как она поставлена. В этом случае жизнь нельзя рассматривать как эволюцию, она превращается в игру. Однако даже после пробуждения у человека остается его карма, его собственная индивидуальная судьба, энергетический баланс, собственный ритм, скорость, мотивация. Относительное, частное не исчезает. Единственное, что отличает пробужденного человека - это его ощущение связи с предвечным Сознанием и умение видеть, как это Сознание проявляет себя в относительном, частном. Здесь у Раманы Махарши будто бы сталкиваются две идеи: идея вихары, то есть духовного воплощения, стремления, поиска, и идея естественной причастности человека к предвечному Сознанию, которое присутствует в нем до и после всякой духовной практики. С одной стороны, речь идет о духовной практике, о методе, который Рамана Махарши предлагает своим последователям. С другой стороны,– о естественной реализованности каждого человека до того, как он приобщается к этой практике, то есть преданности опыту предвечного Сознания. Однако именно это противоречие и лежит в основе человеческого существования. Мы ищем то, стремимся к тому, чем мы уже обладаем. Рамана учит, что наша задача состоит в том, чтобы прорвать преграду, отделяющую нас от того, чем мы уже являемся. Рамана Махарши говорит: "Вы говорите о различных путях, как будто бы вы находитесь где-то, а ваше "Я" в другом месте. Но в действительности "Я" - здесь и сейчас. И вы являетесь им постоянно. Эго похоже на то, как если бы вы, находясь в этом ашраме, узнавали у людей дорогу к ашраму Раманы Махарши и жаловались на то, что каждый указывает вам другой путь, и спрашивали бы в недоумении, каким же путем вам идти". Таким образом, духовный опыт для Раманы Махарши при всем многообразии и различии индивидуальных форм его проявления ведет к одной и той же цели. То, что кажется нам путями, ведущими к цели, на самом деле - различные формы предвечного Сознания. Идея пути - это иллюзия, и именно из-за иллюзии разные духовные пути конфликтуют друг с другом. Сознание всегда находится там, где и мы находимся. И мы можем двигаться по пути, радостно сознавая его иллюзорность, его условность. Так Рамана Махарши почитал гору Арунахала, кружа вокруг нее и тем самым демонстрируя круговой характер пути. Каждый путь несет в себе свой стиль, имеет свой почерк. Рамакришна воспевал богиню Кали, исполняя мантры в ее честь, Христос на кресте в последние мгновения жизни обращался к Отцу. Все действия имели глубокий смысл для просветленного существа, потому Божественные формы не отделены от предвечного Сознания. Природа ритуалистических действий иллюзорна, но они обладают большей реальностью, чем, скажем, пространство и время, которые еще более иллюзорны. Они обладают архетипической реальностью. Они – те живые Божественные принципы, которые присутствуют в нашем мире, определяют его формы и поддерживают его существование.. Но вернемся к идее фона и переднего плана, которую Рамана Махарши развивал многие годы. Рамана Махарши рассматривал феноменальный мир, мир объектов, как передний план, или мелодическую линию оркестра, а сознание "Я есмь" рассматривал как фон, внутренний план. Он отмечал, что просветленный человек находится одновременно и на переднем, и на внутреннем планах. Он находится одновременно в двух комнатах: в той, где происходят события, и в той, где находится Исток всех событий. Это ощущение Истока, осознание связи и восприятие мира как реализация предвечного Сознания ассоциировалось у Раманы Махарши с образом обычного кинопроектора. Действительно, кинопроектор, когда он включен, представляет собой систему, где есть лампа - источник света,– есть кинопленка, и есть луч, выходящий из проектора и устремленный к экрану. Наконец, есть экран. Большинство из нас отождествляется с тем, что происходит на экране. Это передний план. Но существует и зал, и луч, который падает на экран, и пылинки, которые можно увидеть в этом луче, и зритель, который осознает, что он - часть этого бытия и что не только на экране, но в каждом объекте, в каждом существе присутствует это бытие. Это сознание отрывает внимание зрителя от иллюзорной жизни на экране и дает ему ощущение причастности к целому. Единственное, что остается совершить пробужденному человеку, это развернуть свой стул и повернуться к проектору, к Истоку. Идея двух планов, или двух комнат, заложена в самой технике вихары, и вопрошание "кто Я?" - это обращение к внутренней комнате. Вихара помещает человека в ту комнату, которую Рамана воспринимает как фон, как внутренний план. Мудрец живет сразу в двух комнатах, или, точнее, для него разрушена стена между двумя комнатами, в то время как человек поверхностный, невежественный живет только лишь на переднем плане, и для него закрыто понимание внутреннего и подлинного. Рамана Махарши говорил: "Если рука знающего истину порезана ножом, он испытывает боль, как и любой другой человек. Но поскольку ум ею находится в состоянии блаженства, он не воспримет эту боль так остро, как ее воспринимают другие". Блаженство, о котором говорит Рамана Махарши,– это осознание ума как аспекта предвечного Сознания. Это осознание причастности к высшему Сознанию. Рамана Махарши является тем предвечным Сознанием, которым являемся и все мы. И жизнь его - это некий символ нашей жизни. Символ и стимул для нашего пробуждения. В возрасте 70 лет у Раманы Махарши в руке обнаружилась опухоль, которую несколько раз оперировали и которая, тем не менее, возобновлялась снова и снова. Рамана Махарши относился к своей болезни и к боли, сопутствующей ей, как мудрец к предмету исследования. Он хотел понять природу боли, природу болезни, природу смерти. Он воспринимал боль как форму предвечного Сознания. Во время операций Рамана Махарши отказывался от анестезии, несмотря на боль. Когда его спросили, испытывает ли он боль, Рамана Махарши ответил: "Боль нельзя отделить от "Я". Друзья его беспокоились о нем. Он же успокаивал их, говоря: "Тело само есть болезнь, которая насылается на нас. Если болезнь нападает на болезнь, разве это не хорошо? Разве в этом есть что-то плохое?". В другой раз он заметил: "Как корова идет, не зная, привязана ли гирлянда с цветами к ее рогам или она потеряла эту гирлянду, так человек не знает, на нем ли его одежда или нет, так и джнани (знающий) не знает, живо его тело или мертво". "Кто Я, терпящий боль?" – спрашивал Рамана Махарши. И умирая, он задавал вопрос: "Кто Я, который умирает?" Последователи и друзья Раманы Махарши жаловались ему, что без его физического присутствия они не смогут успешно заниматься духовной практикой. Рамана отвечал им: "Вы связываете слишком много с телом. Говорят, что я умираю, но я не собираюсь уходить. Куда бы я мог уйти? Я есмь".